"Я пережил и многое, и многих, И многому изведал цену я…"

[diana_sog]

П.Ф.Соколов. Портрет князя П.А.Вяземского. 1824.
Бумага, акварель, графитный карандаш, лак.
Государственный Литературный музей

"Я пережил и многое, и многих,
И многому изведал цену я…"

Так писал Петр Вяземский в одном из поздних стихотворений – и с полным на то правом. Среди людей пушкинской плеяды он – одна из ярчайших и неповторимо оригинальных фигур.
"Князенька Петенька", как звала его любимая няня, родился 23 июля 1792 года, а скончал дни свои в 1878-м, пережив многое (три эпохи русской истории) и многих (почти всех сверстников), изведав цену многим иллюзиям и заблуждениям времени.

Сын сенатора, князя Андрея Ивановича Вяземского и его жены Евгении Ивановны, русский человек до мозга костей, Петр Вяземский имел в жилах половину ирландской крови – девичья фамилия матушки была О'Рейли.


Рано лишившись родителей (мать умерла в 1802-м, отец - в 1807-м) Вяземский обрел опекуна – и не кого-нибудь, а самого Николая Михайловича Карамзина. Жена Карамзина, Екатерина Андреевна, была внебрачной дочерью князя Андрея Ивановича, а стало быть, приходилась Петру сводной сестрой.

Поучившись некоторое время в различных пансионах и получив хорошее образование на дому (его учили профессора Московского университета), Вяземский на протяжении своей долгой жизни занимал различные казенные должности, с которыми справлялся успешно, благодаря цепкому уму и способностям; перечислять должности долго и скучно, их слишком много. Однако в кресле он не всю жизнь просидел – в 1812-м был участником Бородинского сражения, в самых опасных и кровавых его эпизодах; под Вяземским были убиты две лошади, сам он получил лишь легкую рану. Впрочем, военную службу князь не любил и по излечении от раны оставил.

Вяземский-литератор стартовал так же рано, как Пушкин, – в 16-летнем возрасте, напечатавшись в карамзинском журнале "Вестник Европы". С 1815 года Вяземский вместе с Пушкиным стал членом литературного общества "Арзамас". Членам общества вместо имен давались клички. Вяземский получил кличку колоритную – "Асмодей".

Он был вольнодумцем, слыл либералом. Тем не менее скептический ум Вяземского удержал его от тайных обществ – к декабристам он не примкнул, хотя открыто высказывал им сочувствие.

Тридцать два года он хранил очень опасный для него портфель с бумагами декабристов, полученный от Ивана Пущина, - и вернул его только лично в руки владельцу. В честности и гражданском мужестве Вяземский всегда был безупречен.

В идейных спорах своего времени Вяземский участвовал горячо. Он терпеть не мог ни казенного славословного патриотизма, ни убогого лакейского западничества:
"Мне так уж надоели эти географические фанфаронады наши: от Перми до Тавриды… Что же тут хорошего, чем радоваться и чем хвастаться, что мы лежим врастяжку, что у нас от мысли до мысли пять тысяч верст, что физическая Россия – Федора, а нравственная – дура".

Вяземского не называют великим поэтом и не числят в классиках. Но его поэтический голос легко различим среди современников. Он – мыслитель, философ, сатирик, автор ядовитых и беспощадных стихотворных карикатур на людскую глупость, легкомыслие, празднословие. В молодости он отдал дань поэтическим условностям, в зрелости не написал ни одной строки невыношенной и необдуманной. А если шутил, то весьма зло и ядрено:

Орангутанг ли наш Адам?
От обезьян идем ли мы?
Такой вопрос решать не нам:
Решат ученые умы.

В науке неуч и профан,
Спрошу: не больше ль правды в том,
Что вовсе не от обезьян,
А в обезьяны мы идем?

Последние пятнадцать лет Вяземский прожил за границей, где пытался восстановить подорванное здоровье.
Воды Баден-Бадена продлили ему жизнь – как раз на те пятнадцать лет.

Андрей Кротков
Женский журнал Суперстиль • 21.07.2009

===========================
.

ЧЕРНЫЕ ОЧИ

Южные звезды! Черные очи!
Неба чужого огни!
Вас ли встречают взоры мои
На небе хладном бледной полночи?

Юга созвездье! Сердца зенит!
Сердце, любуяся вами,
Южною негой, южными снами
Бьется, томится, кипит.

Тайным восторгом сердце объято,
В вашем сгорая огне;
Звуков Петрарки, песней Торквато
Ищешь в немой глубине.

Тщетны порывы! Глухи напевы!
В сердце нет песней, увы!
Южные очи северной девы,
Нежных и страстных, как вы!
1828


ТЫ СВЕТЛАЯ ЗВЕЗДА

Ты светлая звезда таинственного мира,
Куда я возношусь из тесноты земной,
Где ждет меня тобой настроенная лира,
Где ждут меня мечты, согретые тобой.

Ты облако мое, которым день мой мрачен,
Когда задумчиво я мыслю о тебе,
Иль измеряю путь, который нам назначен,
И где судьба моя чужда твоей судьбе.

Ты тихий сумрак мой, которым грудь свежеет,
Когда на западе заботливого дня
Мой отдыхает ум и сердце вечереет,
И тени смертные снисходят на меня.
1837



ЛЮБИТЬ. МОЛИТЬСЯ. ПЕТЬ

Любить. Молиться. Петь. Святое назначенье
Души, тоскующей в изгнании своем,
Святого таинства земное выраженье,
Предчувствие и скорбь о чем-то неземном,
Преданье темное о том, что было ясным,
И упование того, что будет вновь;
Души, настроенной к созвучию с прекрасным,
Три вечные струны: молитва, песнь, любовь!
Счастлив, кому дано познать отраду вашу,
Кто чашу радости и горькой скорби чашу
Благословлял всегда с любовью и мольбой
И песни внутренней был арфою живой!
<1839>


* * *

Жизнь наша в старости - изношенный халат:
И совестно носить его, и жаль оставить;
Мы с ним давно сжились, давно, как с братом брат;
Нельзя нас починить и заново исправить.

Как мы состарились, состарился и он;
В лохмотьях наша жизнь, и он в лохмотьях тоже,
Чернилами он весь расписан, окроплен,
Но эти пятна нам узоров всех дороже;

В них отпрыски пера, которому во дни
Мы светлой радости иль облачной печали
Свои все помыслы, все таинства свои,
Всю исповедь, всю быль свою передавали.

На жизни также есть минувшего следы:
Записаны на ней и жалобы, и пени,
И на нее легла тень скорби и беды,
Но прелесть грустная таится в этой тени.

В ней есть предания, в ней отзыв наш родной
Сердечной памятью еще живет в утрате,
И утро свежее, и полдня блеск и зной
Припоминаем мы и при дневном закате.

Еще люблю подчас жизнь старую свою
С ее ущербами и грустным поворотом,
И, как боец свой плащ, простреленный в бою,
Я холю свой халат с любовью и почетом.
Между 1875 и 1877



ДРУЗЬЯМ

Я пью за здоровье не многих,
Не многих, но верных друзей,
Друзей неуклончиво строгих
В соблазнах изменчивых дней.

Я пью за здоровье далеких,
Далеких, но милых друзей,
Друзей, как и я, одиноких
Средь чуждых сердцам их людей.

В мой кубок с вином льются слезы,
Но сладок и чист их поток;
Так, с алыми - черные розы
Вплелись в мой застольный венок.

Мой кубок за здравье не многих,
Не многих, но верных друзей,
Друзей неуклончиво строгих
В соблазнах изменчивых дней;

За здравье и ближних далеких,
Далеких, но сердцу родных,
И в память друзей одиноких,
Почивших в могилах немых.
<1862>


.

@темы: Петр Вяземский, поэт, русский, поэзия, стихи, день рождения